Наталия Елисеева

Натка пробирается сквозь заросли. Терпкие высокорослые помидоры щекочут ей уши, огурцы царапают щиколотки. Минута, и в руках алеет малина, а через двадцать – бабулин душистый компот. Ее лето – это запах малины, клубники и бабушка.

– Наточка, теперь иди приляг! Маленьким детям после обеда нужно отдыхать, – бабушка непреклонна.

– Ба, но я не устала ни капельки! И я уже не маленькая!

– Пойдем! На улице сегодня слишком жарко. Даже взрослым полезно прилечь.

– А ты? Я с тобой хочу!

– И я тоже с тобой лягу. Все дела переделала уже. Да и дел сегодня особых делать нельзя: праздник Ивана Купала.

– Бабушка, а как же венок?!

– Пойдем отдыхать! Будет тебе венок. После обеда.

– А в речку бросать пойдем?

– Пойдем уже, неугомонная!

Натка закрывает глаза. Лежит головой на коленях у бабушки, а та расчесывает ее волосы гребешком. Так, как только одна она умеет. Натка вдыхает аромат бабушкиного передника. Сколько в нем разных ноток! Бокастых вареников, укропа, неуклюжих котлет, пирогов и борща с галушками. Слышится аромат вечерней фиалки, разлапистых пионов и чернобровых бархатцев, выращенных бабушкой у них на грядках.

Блаженство. Чувствовать ее руки. Любимые руки, необыкновенные. Что бы они не делали, все спорится. Будь то они ловко сооружают венок, вплетают в него веточку пузатой бордовой вишни. Будь то лепят аккуратные пельмени. Будь то учат Натку полоть, вязать или шить.

– Ба, расскажи сказку! Ту, про мавку Маричку и Иванко.

– Расскажу, если обещаешь поспать.

– Обещаю! Обещаю! – торопится заверить ее Натка.

– Ну, слушай!

Было у лесного царя много дочерей. Все красавицы, баловницы. Шалуньи и непоседы, любили они над человеком в лесу подшутить. То корзинку с места на место перетащат, то в чащу незнамо как заведут, то парубков дразнят да за нос водят. Однако отцовского слова слушались: людям помогали, скот берегли, в лесу зимой замёрзнуть не давали, от волка и зверя всякого охраняли, самые богатые полянки с грибами да ягодами показывали. Жилось людям в селе подле того леса ладно и добро. В свободное время девицы хороводы водили, да песни пели, жизнь свою беззаботную любили.

Младшая самая, Маричка, сестёр любила и отца почитала, но не по сердцу ей было такое житье. Все она к людям исподтишка присматривалась. Подойдёт поближе, спрячется и наблюдает. Нравились ей очень люди теплотой своей, трудом и жизненным смыслом. Одна беда: отец говорил, что нельзя им, мавкам, к людям. Люди разные бывают – и добрые, и лихие, – а как увидят, что не такая она, как все, сразу ведьмой нарекут и изведут. Не место ей возле людей, каждый должен выполнять свое предназначение.

Маричка сильно тосковала из-за того, что хотела жить среди людей. Как отец не пытался ее отвлечь, все равно видел, что любимая дочь была несчастна. Когда Маричка попросила разрешения уйти к людям, сказав, что твёрдо приняла решение, он не стал перечить, а крепко обнял дочь на прощание и обещал всегда помогать и поддерживать.

Маричка поселилась в пустой избушке на краю села, у самого леса. Раньше там жила старуха Кузьминична, знахарка, которая не так давно померла. Девушка знала ее и часто помогала. Бабушка была одинока и все переживала, что некому умение свое передать. Маричка назвалась правнучкой Кузьминичны, а в лечении всяких хворей ей равных и так не было. Так что селяне ничего не заподозрили, а так же стали обращаться за помощью к ней, как и к покойной прабабке.

Жила Маричка скромно, но в домике было, как в веночке – всегда красиво прибрано и чисто. На столе всегда вышитые и до скрипа выглаженные рушники хлеб душистый покрывали, на окнах – занавески мережкой отделанные. У изгороди буйным цветом запестрели самые разные цветы, и старый домишко словно помолодел. А как Маричка пела! Выйдет белье стирать к речке или в огороде грядки полоть, так народ слушать сходился. Кроме того была она девушка приветливая и красивая. Косы пышные ниже пояса, брови чёрные, словно углем намалеваны, длинные пушистые ресницы делали ее тёмные бездонные глаза еще страшнее омута. Кто глянет – тот погиб. Многие парубки свататься хотели да боялись. Сама же Маричка ни на кого не смотрела.

Сестры ее тоже все красавицы были, только они все были светлые, волосы цвета льна или пшеницы и глаза голубые, как небо. А Маричка одна такая уродилась. Глаз не отвести.

Однажды, когда она стирала белье, заметила, что парубок один все ходит к плакучей иве, что на берегу реки растет. Ива старая совсем и пропадать стала, иссохла почти вся. А он огородил ее, все водой поливает и с паразитами борется, что жизни ей не дают. Ива гибнет, а он все не сдаётся. Присмотрелась Маричка к молодому человеку и не заметила, как влюбилась. Боялась ему на глаза попадаться, только наблюдала тайком.

Парубка* звали Иванком. Добрый и хороший человек он был, работящий и честный. Красивый! Под стать самой Маричке. Как-то стирала она по обыкновению и забылась, завела песню. Услышал ее Иванко и теперь он стал ходить тайком за девушкой. Не заметил, как и сердце свое с ней потерял. В лес зачастил мимо избушки Маричкиной, а все, чтоб лишний раз девушку увидеть. В селе, если встречались, она глаза опускала и заливалась румянцем, хотя и была смуглянкой.

Праздновали селяне праздник в ночь на Ивана Купалу. Все девушки пришли и парубки, что к ним свататься хотели. И Маричка пришла. Там с Иванком и поговорили в первый раз. Через костёр вместе прыгнули. Потом гуляли долго по лесу и не могли наговориться. Словно знали друг друга всю жизнь, словно друг друга только и ждали все это время. А когда среди зарослей папоротника заискрился цветок, взял Иванко Маричкины ладошки в свои и признался ей в том, что любит давно и хочет жениться. Так и посватались. Свадьбу на осень назначили. Однако кое-что омрачало счастье Марички: тогда ночью на Купалу они с девушками венки на воду спускали, и ее венок скоро потонул. Плохой это был знак, недобрый. Смерть скорую сулил.

Каждый день встречаясь с Иванком, Маричка забывала про невеселые мысли и наслаждалась счастьем. С утра до вечера она помогала людям. Работа спорилась у нее так, что все диву дивились.

Появилась в селе у Марички недоброжелательница. Красавица Ульяна, дочь сельского старосты. С появлением соперницы женихи стали на сиротку-знахарку заглядываться, да от Ульяны нос воротить. Все бы ничего, если б не полюбился Ульяне Иванко. Никак не хотела она допустить свадьбы, и стала в подружки Маричке набиваться, чтоб поближе быть и сделать сопернице какое-нибудь зло. Добрая душа, Маричка, о том ничего не подозревала.

Позвала как-то Ульяна Маричку в гости, чаем напоила, посудачили о том о сем. А как только Маричка вышла из дома Ульяны, та взяла и бросила себе в сени зажженную лучину. Мигом сени запылали. Ульяна тем временем вылезла через заднее окно и стала голосить, людей звать. Первой услышала крик Маричка и побежала обратно, огонь тушить. Хотела тут Ульяна крикнуть сбегающимся соседям, что пожар ее гостья устроила, чтоб не быть им с Иваном никогда вместе. Мол, Иванко ее, Ульяну любил и любит, а Маричка заклятьем приворожила его. Только тут удача к Ульяне совсем лицом повернулась: пожар запылал так сильно, что едва его возможно было потушить. Маричка, позабыв, что должна быть осторожней, стала вызывать дождь сильный, помощи у него просить. Подняла она руки к небу и налетел тут же ветер, пригнал тучи, которые вылились ливнем над Ульяныной хатой и потушили огонь. Только вместо благодарности стала Ульяна кричать и на Маричку пальцем тыкать:

– Людоньки добрые, поглядите! Да среди нас ведьма взаправдешняя поселилась! Мы змею в селе пригрели! Она же прикинулась сиротой, чтоб жалость и расположение вызвать, а на самом деле хотела жизнь с нас простых людей тянуть.

– Что ты говоришь такое, Ульяна?! Ты ведь мне подруга… была…, – всхлипывая дрожащим голосом спросила девушка. – Я дом твой спасла… помогла тебе, а ты…

– Ага! Так ты не отказываешься, что дождь своими ведьмиными силами призвала! Слышите, люди?

Тут поднялась паника, крики, народ стал обступать бедную девушку, выкрикивая в ее адрес угрозы и проклятия. В миг исчезли с лиц добрые улыбки, с которыми каждый из них раньше всегда приветствовал девушку.

Иванко в тот самый момент только овец пригнал с пастбища и к Маричке идти собрался. Людей он заметил по дороге к ней и подошел как раз, когда селяне, его друзья и соседи, забивали камнями его любимую. Кинулся он к Маричке, собой закрыл.

– Что же вы делаете, люди? И люди ли вы после этого? – в отчаянии закричал он.

Стали односельчане и на него наступать, говорить, что он попал под чары и, что ведьму-Маричку сжечь надо.

– Да вы ума сошли! Она же едва жива. Вы ни в чем неповинного человека считай до смерти забили!

Тогда остановились люди от его слов. Перестали камни бросать. Вытер Иванко кровь со лба, от угодившего в него камня, поднял Маричку на руки и пошел прочь. Шел он и плакал, и горче тех слез еще не было.

Положил Иванко любимую под иву, которую сберечь пытался. Маричка много знала про деревья и травы и сказала ему давно, что дерево не спасти уже. Засохла ива совсем, но срубить ее он никак не решался. Место это его любимое с детства было. Много они со старой ивой вместе повидали. Друг другу беды свои рассказывали, друг друга утешали. Как было маленькому Иванку плохо, сразу к иве бежал и изо всех сил прижимался к ее тёплой коре и могучему стволу: вмиг все беды отступали. Будто не ива то вовсе была, а матушка его. Иванко сам сиротой рос, и не было ему к кому прислониться. А ива обнимала мальчишку ветками своими и шелестела ласково листвой, успокаивая его слезы.

И сейчас пошел Иван с бедой своей к матушке-ивушке. Только горе теперь было страшное, а слезы такими, что глаза ничего не видели.

Порвал Иванко рубаху, намочил и стал вытирать кровь с лица Марички. Вдруг она открыла глаза:

– Родная моя, Маричка! Любимая! Прости! Я задержался. Если б только немного раньше пришёл!

– Ц-с-с-с…, – девушка приложила ладонь к его губам и заговорила тихо. – Дай мне первой сказать. Времени мало. Я должна покаяться, Иванко, любимый. Я обманула тебя…

– Родная моя…

– Я не девица, не человек я. А мавка лесная… Мне очень полюбились вы люди, думала, что и сама смогу быть счастлива среди вас. А все вот как вышло… Ты прости меня, Иванко! Прости, любимый! Я должна была раньше сказать…

– Что ты, Маричка! Это я виноват. Ягнёнок от стада отбился и я задержался. Если б только раньше пришёл, если б только хоть немного раньше…, – Иванко уронил голову на грудь Маричке и еще сильнее заплакал. – Лекарь. Тебе срочно нужен лекарь, – вдруг сказал он, а Маричка только усмехнулась, – но это ведь ты всех лечишь… – Иванко снова посмотрел на любимую. – Маричка, что я должен сделать, только скажи!

– Отец мой, лесной царь, всему лучший лекарь, но здесь и он не поможет. Ранили люди не только мое тело, но еще больше мою душу.

– Маричка, нет! Не говори так! Я не смогу жить без тебя!

– Сможешь. – Вдруг рядом раздался спокойный голос. Иванко повернулся. Возле него стоял лесной царь с остальными дочерьми. – Люди даже не представляют, насколько они сильны. Но если бы представляли, то ничего хорошего из этого бы не вышло. Нельзя людям давать силу. Они могут ее использовать во зло.

– Помоги! Прошу! – Иванко бросился в ноги царю.

– Есть вещи, в которых и я бессилен. Спасибо, что попытался защитить мою дочь, Иванко, но она сама выбрала свой путь.

– Если бы я хоть немного раньше пришёл…, – молодой человек вернулся к Маричке, опустился на траву подле нее и взял за руку. Сестры окружили их и затянули печальную песню, которая и без того раненую душу выворачивала на изнанку.

Образ Марички стал совсем прозрачным, и до первых звёзд совсем растаял, не оставив после себя и следа.

Иванко проснулся утром, когда на реку, где он прощался вчера с любимой, заглянуло солнце. Все произошедшее на миг показалось ему дурным сном, но спустя несколько минут парубок понял, что это совсем не так. Снова протяжная боль скрутила все внутри в комок. Вдруг Иванко услышал, будто Маричка его шёпотом позвала. Поднял он голову, а над ним склонилась, шелестя свежей зелёной листвой плакучая ивушка, которая вчера еще была совсем сухой корягой. Обнял он ее ствол руками, крепко, как в детстве, прислонился к коре, а дерево заговорил голосом Марички:

– Не печалься, Иванко! Когда станет тебе невмоготу грустно, ты всегда можешь приходить ко мне и рассказывать, что тебя тревожит.

– Ты здесь, ты не умерла!

– Ничего в природе не появляется и не исчезает просто так. Всякий конец есть начало, начало чего-то нового. Каждый год в ночь на Ивана Купала ты даже сможешь меня увидеть, если придёшь сюда.

– Приду, не сомневайся! Каждый день ходить стану!

– Что ж, если за три года, три месяца, три недели и три дня ни разу не пропустишь, если настолько тверда любовь твоя, снова будем мы с тобой вместе. Царь лесной разозлился на людей. Да так, что в селе после погибели мавки Марички никто не решался в одиночку в лес ходить. Знали, не миновать мести царской за дочь. Кто решился, тот по сей день еще не вернулся. Волки стали на людей нападать и в село даже захаживать. То свинью задерут, то овцу. Грибы и ягоды людям больше не показывались, будто и не росли никогда в том лесу, рыба в реке вся исчезла. Коровы, что паслись на пастбище возле леса, молоко давать перестали. Пришлось людям уйти из села, чтобы не умереть с голода. Только Иванко там один и остался.

Вот так мы наносим вред матушке-природе, не задумываясь о последствиях.

– Наточка, спишь?

– Нет, ба. А что с Иванком?

– Говорят с тех пор, что Иванка в любое время можно увидеть под той вербой плакучей. Все ходит к своей Маричке.

– А как же он, все-таки ходил и ни одного дня не пропустил?

– Про то люди не сказывают. А сказывают, что на Ивана Купалу Маричку с Иванком вдвоем встретить можно: знак это особый всем, кто пожениться хочет. Мавка в платье нарядном, с косами до самой земли и калиной в волосах, на шее у нее бусы, а на ногах красные башмачки. Держатся они с Иванком за руки и всю ночь гуляют до первых петухов.

– Ба, так под нашей ивой на берегу все время дед Ваня сидит и трубку курит, а еще сам с собой разговаривает! – сонно говорит Натка.

– Спи, давай! – усмехается бабушка. – А то, если проснешься после захода солнца, голова болеть будет. И на реку с венком не успеем.

– Какие у тебя сказки замечательные, слушала бы и слуша… ла…, – девчушка на полуслове засыпает прямо у бабушки на коленях, а бабушка продолжает гладить ее волосы.

Она никогда не жалуется, словно и не устаёт вообще. Такое чувство, что круглосуточно готова исполнять все Наткины желания. Дать поесть, когда все уже спят, просто сейчас приготовить не то что все едят, а то, что только ей одной хочется. Спасать разбитые коленки и ушибленный локоть. Будто бабушка для этого только и существует, будто весь смысл ее жизни только в том, чтоб делать всем приятно. Споры о правах и обязанностях теряют смысл, глядя на бабушку.

И сейчас, во двор давно заглядывает Луна: сегодня можно посидеть допоздна. Все лениво болтают за чашкой чая, а бабушка снова в кухне. Моет, полощет, вытирает стол после муки и вареников. Можно ведь сделать и завтра. Натка встает, идет следом, обнимает бабулю и утыкается носом в передник.

– Я помогу! – бабуля отказывается и отправляет ее обратно. Натка упирается и садится здесь же, с ней. Бабушка везде и всегда рядом. Она, как дождь и ветер, как Солнце и Луна, как рассвет и звезды. Родители – то совсем иное. Любой новостью и радостью скорее поделиться с ней. Да и горестью тоже. Бабушка – весь ее богатый мир!

 

*Парубок – парень, молодой человек, жених.

___________________________________

 

АВТОР:

Наталия Елисеева

Я вдохновенный текстоплет, а еще, поговаривают, что настоящий продавец эмоций и мастер интриг. Не знаю. Но любимое занятие: сочинять истории для взрослых и детей (кстати, заслужить доверие у последних – самый сложный в моей жизни экзамен, который уже несколько раз сдаю успешно). В копилке этого года, кроме конкурса сказок, еще шорт-лист Корнейчуковской премии в двух номинациях за детские рассказы. Я соавтор 2-х детских сборников рассказов-раскрасок в проекте "Книги вверх!" и сборника этнических сказок "Гамак для падающих звёзд", а также 3-х сборников для взрослых. Живу в Украине, г. Краматорск. Мама 11-летней Лизы и 3-хлетнего сорванца Сашки. Люблю профитроли, вечер в деревне, кофе по утрам и ненавижу торопиться – в мире ведь так много интересного, и так просто проскочить мимо! Порой же достаточно одного мгновения, и можно написать целую книгу.